Мел и шанди первый поцелуй: TikTok — Make Your Day

Содержание

MDO O Clone — Sin Ti Шанди и Мел

Музыканты
MP3
Видеоролики
Право

Войти
Регистрация

Лучшая музыка месяца

Sean Paul — So Fine (для боди-шейк и GO-GO)

Владимир Трошин — Эх, дороги, пыль да туман (А.Новиков, Л. Ошанин)

Из рекламы KFC ) — Без названия

Админские песни — Песня про Сисадмина

Детская — Дождик льет по крышам

Детские Песни — Мамочка родная,мамочка

Рейтинг: 0

Файл

Рейтинг: 0
Просмотрели: 548
Добавлено: 2017-02-20
Длительность: 03:36
Название песни: Sin Ti (Шанди и Мел)
Исполнитель: MDO ( КЛОН / O Clone)

Слушать онлайн

Скачать

· Вся музыка исполнителя MDO ( КЛОН / O Clone)

Текст песни

En mi alma hay, un lugar amor
c

5 моментов из сериала «Клон», которые хочется пересматривать

В 2001 году телезрители всего мира оценили большую работу Глории Перес. Известная бразильская сценаристка осветила тему жизненного уклада в мусульманских семьях, внесла в новый проект колоритную нотку загадочного востока. Но талантливой создательнице новелл этого было мало, и она добавила в сценарий фантастическую возможность создания клонов.
Так бразильский сериал, созданный телекомпанией «Globo», стал самым успешным проектом первого десятилетия 21 века. И сегодня некоторые моменты из многосерийного фильма хочется пересматривать снова и снова!

Лукас и Жади в развалинах

Первое свидание Лукаса и Жади

Трогательная сцена в развалинах старого дворца не оставила зрителей равнодушными. Милая, нежная, трогательная красавица Жади впервые остается с возлюбленным наедине. Она рассказывает свою печальную историю, доверяя Лукасу самые сокровенные тайны. Девушка ненадолго возвращается в детство, вспоминает умершую маму и доносит до парня глубину своего душевного одиночества. В такую девушку невозможно не влюбиться! И вместе с очарованным Лукасом в главную героиню сериала влюбляются миллионы зрителей по всему миру.

Жади рассказывает историю своего кулона

Первая ночь Саида и Жади

После роскошной брачной церемонии жених с невестой остаются наедине. Белые одежды новобрачных украшают сокровенную сцену, а трепетный муж по обычаю омывает розовой водой ноги красавицы жены, а потом узнает страшную тайну плачущей невесты.

Мусульманка не может выйти замуж, потеряв невинность. Однако Саид милует молодую жену, и оставляет капельки собственной крови на белой простыне.

Саид и Жади

Сон Мухаммеда: Танец Амины и Латифы

Эту сцену действительно можно пересматривать бесконечно! Красавчик Мухаммед, удобно расположившись на бархатных подушках, наслаждается восточным танцем Амины. Но тут появляется знойная Латифа и вносит в красивую сцену ноту бурного женского соперничества. Мухаммед теряется, какая из женщин ему нравится больше? Прекрасные одалиски буквально осаждают его с двух сторон. И тут же он просыпается с криком: «Ах, красавица, моя красавица!»

Мухаммеду приснился «запретный» сон

Дядя Али собирается жениться на Зорайде

Невероятно потешная сцена, когда сид Али объявляет о своем намерении сочетаться законным браком. Кандидатки в трепетном ожидании, но когда звучит имя избранницы, у всех присутствующих и даже у зрителей наступает легкий шок. Зорайде, как никто другой, заслуживает семейного счастья. Но от неожиданности и переполняющих чувств, невеста теряет сознание. Счастливицу возвращают в реальность, а сестра Саида Назира после телефонного звонка в ярости восклицает: «Зорайде и та выходит замуж, а я нет!»

Ранья говорит Амине, что, наверное, дядя Али решил жениться на ней

Драка Лукаса и Лео за сердце Жади

Ближе к финалу кинокартины на пляже происходит кульминационная, самая жестокая сцена. Юный клон Лео, зная печальную историю Жади, пытается ее защитить, а Лукас по-прежнему желает воссоединиться с любимой. Дерзкий Лео мешает героям, он встает между Жади и Лукасом. Но любовь рифмуется с кровью, и мужчины начинают махать кулаками. Парни, как две капли воды похожие друг на друга, борются за сердце красавицы, однако выбор девушки падает на ее вечную любовь — Лукаса Ферраса. А парни на несколько мгновений обнимаются и делятся друг с другом своей болью.

Все бразильские сказки заканчиваются хорошо! За это зрители в разных уголках света обожают жаркие южноамериканские новеллы. И если вы хотите отдохнуть и расслабиться после тяжелого трудового дня, то смело включайте первую серию семейной мелодрамы «Клон».

« Предыдущая запись

Следующая запись »

О Тристраме Шенди

Введение

Во многих смыслах и по разным причинам « Тристрам Шенди » — одна из величайших книг художественной прозы. Своим юмором, универсальностью и пониманием человечества он напоминает Петрония, Рабле, Сервантеса, Свифта и Джойса. В своем отношении к мотивам и психологии личности, в подходе писателя к проблемам написания романа он имеет большое значение для современного читателя.

Возможно, ключ к получению удовольствия от Tristram Shandy — это буквальность. Если мы верим всему, что нам говорят в книге, понимаем ее так, как нам говорят, мы не рассердимся и не разочаруемся, как это случилось с большинством прошлых читателей. Секрет не в том, чтобы привнести в книгу привычные взгляды или традиционные суждения, а в том, чтобы отдаться писателю. Как говорит сам автор, «я прошел бы пятьдесят верст пешком, ибо у меня нет достойной лошади, чтобы поцеловать руку того человека, чье великодушное сердце отдаст бразды своего воображения в руки его автора, — будь доволен, он не знает почему, и ему все равно, почему».

В «Тристрам Шенди, » очень весело, но оно происходит от того, что вы находитесь в гармонии с автором, а не от противоречия и непокорности. Большинству читателей восемнадцатого и девятнадцатого веков нравились нежные, сентиментальные отрывки в книге, но им не нравилось веселье. Они выходили из себя из-за множества расчетливых поворотов истории, из-за множества шуток (похабных и лохматых) — короче говоря, они не любили автора, потому что он написал не такую книгу, какую они хотели. Многие современные читатели чувствовали то же самое.

Есть определенные проблемы при чтении этого романа, но они представляют собой своего рода сложность, которая может доставить удовольствие современному читателю. Проблемы таковы: личность автора, суть истории и множество отступлений от кажущейся истории.

Полное название этой книги: Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмен. Несмотря на столь откровенное название, большинство людей считают само собой разумеющимся, что это действительно история Лоуренса Стерна, автора книги. Стерн жаловался, что мир считает его более шандийским, чем он есть на самом деле, и, наоборот, мир считает его Тристрам Шенди более строгий, чем он есть на самом деле. В сознании большинства людей автор и книга настолько проникли друг в друга, что одно считается продолжением другого. Ничего, кроме путаницы, из этого представления о книге не получается: если мы думаем, что иногда читаем автобиографию, иногда художественную литературу, а иногда смесь того и другого, мы не можем не быть неуверенными и нервничать по этому поводу.

Самый полный и глубокий смысл книги можно получить только в том случае, если предположить, что Стерн создал вымышленного персонажа по имени Тристрам Шенди и сделал его писателем. Он дал ему разум, который знает обо всех событиях в книге, и этот разум не зависит от разума художника Стерна. Это художественный ум, чем-то похожий на ум Стерна, и он ясный и последовательный, несмотря на все непоследовательности, которые он обнаруживает. Для читателя это разум человека по имени Тристрам Шенди, а не Лоуренс Стерн.

Мысли и мнения Тристрама Шенди, как бы они ни совпадали с тем, что мы знаем о Лоуренсе Стерне, принадлежат прежде всего человеку, являющемуся законным потомком мистера и миссис Уолтер Шенди и племянника капитана Тоби Шенди. Можно даже сказать, что никаких других персонажей Стерн не создавал. Тристрам, как только его разум пришел в движение, создает остальных людей, населяющих его мир, а это означает, что все они приходят к читателю через раскрытие сознания Тристрама. Это творение Тристрама — один из важнейших динамических процессов романа. Стерн пишет о человеке, который пишет книгу, и этот человек представляет на суд читателя людей, имевших значение в его жизни; все их истории рассказаны нам прямо или косвенно этим человеком. Его жизнь связана с их жизнью еще до его рождения, потому что он представлен нам как помнящий об этих отношениях. Таким образом, первое, что следует понимать буквально в заголовке, это то, что автор внутри Жизнь и мнения Тристрама Шенди, Джентльмен это Тристрам Шенди. Всякий раз, когда термин «автор» используется в дальнейшем, он будет относиться к Тристраму, а не к Лоуренсу Стерну.

Примерно за 10 лет до публикации Тристрам Шенди (1759) Генри Филдинг опубликовал свою Историю Тома Джонса, подкидыша (1749). Том Джонс всегда был архетипом «хорошо сделанного романа», и для многих читателей и критиков Тристрам Шенди страдает по сравнению с ним. Том Джонс представляет «жизнь и приключения» своего героя; все происходит упорядоченно, поступательно. Герой появляется младенцем в третьей главе, и большая часть книги посвящена его приключениям в молодости. Но в Тристрам Шенди такой упорядоченности нет: Тристрам рождается на третьем пути книги, а последние сорок пять глав книги (многие из них короткие) посвящены событиям, произошедшим за пять лет до этого. его рождение.

Истории мистера и миссис Шенди, дяди Тоби и капрала Трима, дяди Тоби и вдовы Вадман, и истории детства и самой юности Тристрама, все подхватываются, отбрасываются и подхватываются снова. и опять. Автор без колебаний рассказывает сначала конец рассказа, затем начало, а затем середину; иногда он рассказывает начало, а затем опускает его на сотню страниц. Он манипулирует годами и событиями; он размещает, перемещает и заменяет членов своей семьи (включая себя самого) по своему усмотрению, вынимая их из контекста их действий и помещая обратно в соответствии с тем, как они фигурируют в его размышлениях о них. Их рассказы уступают место его мнениям — мнениям автора за работой — и они подхватываются по его воле и вставляются в структуру его истории как иллюстрации его мнений.

Все, личности и события, движется в прямом ответе на контролирующее сознание автора. Он заставляет их двигаться или заставляет их остановиться на полуслове; и когда он думает, что пора вернуться к ним, они начинают двигаться и заканчивают свою фразу. Дела милой семьи Шенди и события в Шенди-Холле даются нам по частям и с ног на голову: то мы их видим, то нет; мы видим их здесь, и вдруг мы видим их там.

Но один человек, которого мы всегда видим и слышим, независимо от того, что происходит с семейной историей Шэнди, это Тристрам, чья «жизнь и мнения» не прерываются. Независимо от того, присутствует кто-то еще или нет, он присутствует в в каждой сцене посредством своих «моего дяди Тоби», «моего отца», «моей матери». Его присутствие — это не просто точка зрения рассказчика; описывая составные части своей жизни на расстоянии как зрелый человек — и как писатель — он обладает преимуществами мировоззрения зрелого человека. Только он жив на момент написания; все остальные давно мертвы. Тот факт, что он может вызывать их во всей их яркости и перемещать их назад и вперед во «времени», не нарушая этой яркости, демонстрирует и доказывает реальность и глубину характера, созданного для него Стерн: он принадлежит к семье Шенди. а еще он умный писатель. Менажи Шенди важны, но они не более важны, чем мысли, которые они вызывают в уме этого умного писателя. И когда эти мысли вызывают поток мыслей, который не касается ни одного Шенди, кроме писателя Тристрама, прощайте Шенди на время. А Шенди, с которыми писатель время от времени прощается, включают даже маленький сам Тристрам; писатель готов рассказать (с расчетливой попыткой расстроить читателя) о своем собственном зачатии, своем рождении, своих детских несчастных случаях, своих первых штанах и паре поездок на континент, но больше ничего. Его интересует большой Тристрам, а также мнения, идеи, фантазии, предрассудки и капризы этого Тристрама. Он сам является героем своей книги, а его внутренняя жизнь и его мнения являются тем материалом, который интересует его больше всего. Итак, следующий момент, который следует воспринимать буквально в названии, заключается в том, что книга о жизни и мнений о Тристраме Шенди — как говорится. Название является ключом к намерениям Стерна. Тристрам смотрит на свою жизнь через призму своих мнений, а его мнения управляют изложением его воспоминаний.

Решение проблемы отступлений вытекает из приведенного выше обсуждения проблем личности автора и сути рассказа. Писая о своей жизни и своих мнениях, автор Тристрам освобождается от стандартного подхода «жизнь и приключения». Он интроспективен о себе и своем прошлом, а также о методах книги, которую он пишет. Он — рассказчик «истории», но он также и сознательный художник, озабоченный своими идеями, упорядоченностью и значением этих идей, а также воздействием этих идей как на себя самого как на художника, так и на его «публику». .»

Отступления Тристрама Шенди бывают двух различных типов: первый переводит читателя от непосредственной части истории к предшествующим или последующим событиям, которые предположительно проясняют или дополняют историю; второй переводит читателя от непосредственного рассказа к частным взглядам автора либо на этот рассказ, либо на совершенно другие темы. Но все эти отступления в конечном итоге имеют единство в творческом сознании Тристрама. Как бы он ни отступал, его постоянные усилия, — он регулярно говорит нам, — направлены на согласование этих отступлений с «основной работой»; и как ни смутна связь между «отступлением» и «рассказом», он всегда в конце концов сводит их вместе.

А пока, как вы упорядочиваете мнения? В отличие от прямолинейных приключений, они сопротивляются привлечению внимания и формированию упорядоченных рядов. Далее, сколько мнений может поместиться в книгу? Как кто-то однажды сказал, «фрагменты повествования кажутся перерывами в отступлениях». Но это книга Тристрама, и он придал ей такую форму. Мы, наконец, понимаем все о Тристраме Шенди не только или прежде всего из событий его жизни — его «истории», — но из книги, сама структура которой отражает его ум и его характер. Тристрам говорит ближе к концу книги: «Все, чего я хочу, это чтобы это стало уроком для всего мира».0007 дать людям возможность рассказывать свои истории по-своему ». Лучше всего при чтении его книги следовать его совету.

Примечание к тексту

Тристрам Шенди был написан в пяти частях и опубликован в следующих разделах:

Книга 1 и Книга 2: декабрь 1759 г.

Книга 3 и Книга 4: январь 1761 г.

Книга 5 и Книга 6: декабрь 1761 г.

Книга 7 и Книга 8: январь 1765 г.

Книга 9: январь 1767 г.

Следующие примечания основаны на этом первом лондонском издании, которое считается наиболее авторитетным. В кавычках сохранена пунктуация этого издания, что очень важно, потому что Стерн широко использует тире, что дает нам хорошее представление о том, как должно звучать Тристрам Шенди . Эти тире более эффективны для его целей, чем стандартное использование точек, запятых и точек с запятой, поскольку, как он говорит, «Письмо, когда оно правильно организовано… это всего лишь другое название разговора».

Проанализировано первое предложение Лоуренса Стерна Тристрама Шенди для книжного клуба Slate’s Year of Great Books.

Фотоиллюстрация Софьи Левиной. Изображение Джорджа Круикшенка.

Эта статья является частью Года Великих Книг, Slate Academy . Чтобы узнать больше, прочитайте введение Лауры Миллер в серию или посетите Slate.com/GreatBooks .

При рассмотрении замечательных первых строк романов мы склонны ценить краткость («Миссис Дэллоуэй сказала, что сама купит цветы») и изящество («Это общепризнанная истина…»). Для меня величайший лед в английской литературе не является ни кратким, ни изящным. Это неуклюжее первое предложение из Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена. Как и роман, который он открывает, предложение длинное и безумное, изобилующее тире, точками с запятой и короткими импровизационными фразами, которые торопливо уточняют предыдущее утверждение. Проза колеблется между письмом и разговором. Растущее удивление, неуместный юмор и немалая грусть. Для сравнения, «Зовите меня Измаил» звучит как биография в Твиттере. Шенди начинается так:

Я хотел бы, чтобы мой отец или моя мать, или даже они оба, так как они оба были одинаково связаны своим долгом, думали о том, чем они занимались, когда зачали меня; если бы они должным образом подумали о том, как много зависело от того, что они тогда делали, что в этом имело значение не только создание разумного Существа, но, возможно, счастливое образование и температура его тела, может быть, его гений и самое от его ума; — и, поскольку они знали об обратном, даже состояние всего его дома могло бы зависеть от настроений и склонностей, которые были тогда преобладающими; — если бы они должным образом взвесили и обдумали все это и поступили соответственно, — Я искренне убежден, что я должен был бы выглядеть в мире совсем иначе, чем тот, в котором читатель, вероятно, увидит меня.

Это длинное предложение — чудо сжатия. Стерн сразу же устанавливает несколько вещей. Во-первых, Тристрам — очень нервный джентльмен с некоторыми унаследованными суевериями, который прочитал достаточно философии Просвещения, чтобы небрежно злоупотреблять модными словечками Локка ( « производство рационального Существа » ), жалуясь на своих родителей. Второе: Тристрам — инвалид, склонный к признаниям и инсинуациям. Три: Нет эпистолярного рассказа или рассказчика от третьего лица для установления дистанции между читателем и текстом. Тристрам хмыкает и бормочет, но его откровенность придает всем этим разговорам о судьбе и гениальности тон любопытной интимности.

Возможно, самое важное: я знаю, что читатели-новички так щекочутся и/или сбиты с толку извиняющейся странностью этих строк, что почти не замечают тот факт, что роман начинается с короткой мрачной сексуальной сцены.

Помните, что Стерн был священником 46 лет, который написал много проповедей и опубликовал немало; что Шэнди был его первым романом; что читающая публика знала, что он священник; что священнослужители высшей церкви не предназначены для распространения порнографии. Многие критики ответили порицанием, и Стерн использовал их репортажи как материал для отступлений и самокомментариев, сочиняя последующие тома «автобиографии» Тристрама. Стерн заигрывал с идеей, что Тристрам был его дублером — у них общий литературный стиль, и у них обоих чахотка, — но на самом деле он был альтер-эго Стерна, его Зигги Стардастом, причудливым самовоспроизведением, которое позволило ему рассказать эпическую историю. высокой комедии и удивительной эмоциональной силы, и все это делает его сказочно богатым.

com/_components/slate-paragraph/instances/cq-article-b410a43e985bd330728daafa1e0f70b8-component-7@published»> Начало Шенди еще более странное, если сравнить его с застенчивым самоуничижением рассказчика в Дэвиде Копперфильде :

Окажусь ли я героем своей жизни, или эта станция будет принадлежать кому-либо еще, эти страницы должны быть показаны.

… или с лукавыми высказываниями рассказчика в Нортенгерское аббатство :

Никто из тех, кто когда-либо видел Кэтрин Морланд в младенчестве, не предположил бы, что она родилась героиней.

Диккенс миловидный (хотя он также работает с персонажами — это именно то, что сказал бы Дэвид в книге, носящей его имя), в то время как Остин подшучивает не над своим персонажем, а над читающей публикой.